What do you think?
Rate this book
El abuelo
Galardonada en 2011 con el Premio Booker Ruso a la mejor novela de la década, El abuelo es una monumental obra que hunde sus raíces en la tradición narrativa de los grandes clásicos rusos. En esta oda al pasado reciente, Chudakov nos ofrece un testimonio casi enciclopédico de la vida durante todo un siglo, haciendo especial hincapié en los difíciles años del régimen soviético: el exilio, la represión, el duro trabajo, el hambre... pero también la familia, la tradición ancestral, la cultura, la libertad y la esperanza. Chebachinsk, una ciudad al norte de Kazajistán habitada por exiliados políticos, es el escenario central de esta historia que abarca las vidas de cuatro generaciones y que se desarrolla en torno a las figuras de Antón, el niño que terminará siendo un historiador afincado en Moscú, y su abuelo, un prodigio de fuerza y sabiduría que a los noventa y siete años decide convocar a la familia ante la proximidad de su muerte.
Belinski decía de Eugenio Oneguin que era una enciclopedia de la vida rusa; de El abuelo podría decirse que es una enciclopedia de la vida soviética.
Belinski decía de Eugenio Oneguin que era una enciclopedia de la vida rusa; de El abuelo podría decirse que es una enciclopedia de la vida soviética.
539 pages, Paperback
First published January 1, 2001
About the author
Александр Чудаков
10 books4 followersАлекса́ндр Па́влович Чудако́в (2 февраля 1938, Щучинск, Казахская ССР — 3 октября 2005, Москва, Россия) — российский литературовед и писатель, специалист по творчеству А. П. Чехова. Был женат на литературоведе и общественном деятеле Мариэтте Чудаковой.
В 1960 году окончил филологический факультет МГУ. С 1964 года работал в Институте мировой литературы, преподавал в МГУ, Литературном институте. Доктор филологических наук (1983). После 1987 года читал курс русской литературы в европейских и американских университетах. Состоял в Международном Чеховском обществе.
Чудакову принадлежат литературоведческие работы: «Поэтика Чехова» (1971, английский перевод — 1983), «Мир Чехова: Возникновение и утверждение» (1986), «Слово — вещь — мир: от Пушкина до Толстого» (1992). Помимо этого, он опубликовал более двухсот статей по истории русской литературы, готовил и комментировал сборники произведений В. Б. Шкловского, Ю. Н. Тынянова.
В 2000 году в журнале «Знамя» был напечатан роман Чудакова «Ложится мгла на старые ступени», который был выдвинут на Букеровскую премию в 2001 году. За этот же роман в 2011 году писатель получил посмертно премию «Русский Букер десятилетия». Премия фонда «Знамя» 2000.
Чудаков умер 3 октября 2005 от травмы головы, полученной при неизвестных обстоятельствах
В 1960 году окончил филологический факультет МГУ. С 1964 года работал в Институте мировой литературы, преподавал в МГУ, Литературном институте. Доктор филологических наук (1983). После 1987 года читал курс русской литературы в европейских и американских университетах. Состоял в Международном Чеховском обществе.
Чудакову принадлежат литературоведческие работы: «Поэтика Чехова» (1971, английский перевод — 1983), «Мир Чехова: Возникновение и утверждение» (1986), «Слово — вещь — мир: от Пушкина до Толстого» (1992). Помимо этого, он опубликовал более двухсот статей по истории русской литературы, готовил и комментировал сборники произведений В. Б. Шкловского, Ю. Н. Тынянова.
В 2000 году в журнале «Знамя» был напечатан роман Чудакова «Ложится мгла на старые ступени», который был выдвинут на Букеровскую премию в 2001 году. За этот же роман в 2011 году писатель получил посмертно премию «Русский Букер десятилетия». Премия фонда «Знамя» 2000.
Чудаков умер 3 октября 2005 от травмы головы, полученной при неизвестных обстоятельствах
Ratings & Reviews
Friends & Following
Create a free account to discover what your friends think of this book!
Community Reviews
Displaying 1 - 30 of 109 reviews
August 22, 2009
Если вам захочется прочитать что-то ностальгическое, но не пошлое, что-то доброе, но не банальное, что-то историческое, но не исторический роман, что-то
героическое, но не описание подвигов героев, что-то о жизни как она есть (была, будет) - прочитайте "Ложится мгла на старые ступени", и вы поймете, что это именно то произведение, которого вам так не хватало в вашей читательской жизни.
Это роман-воспоминание, роман-размышление, роман-байка, роман-рассказ.
Да-да, именно рассказ – это слово наиболее подходит к характеристике метода Чудакова.
Чудаков был филологом, крупнейшим специалистом по Чехову, великолепным стилистом и большим знатоком в своей области.
В своем единственном романе, который в общем-то биографический, он рассказал о своем детстве, о своей семье, о множестве людей, окружавших его в далеком городке на границе Сибири и Казахстана, городе ссыльных...
"Такого количества интеллигенции на единицу площади Антону потом не доводилось видеть нигде.
— Четвёртая культурная волна в Сибирь и русскую глухомань, — пересчитывал отец, загибая пальцы. — Декабристы, участники польского восстания, социал-демократы и прочие, и последняя, четвёртая — объединительная.
— Прекрасный способ повышения культуры, — иронизировал дед. — Типично наш. А я-то думаю: в чём причина высокого культурного уровня в России?"
Довоенные, военные, послевоенные годы, дореволюционные годы бабушки и дедушки...
Жизнь как рассказ, жизнь как шутка, жизнь как анекдот, жизнь как сказка...
Жил-был мальчик, его окружали яркие необыкновенные личности, мальчик больше всего любил слова...
"Мир не имел невербального существования, вещи не обладали предметной телесностью — они рисовались буквами, но это была не молчаливая буквенность — они звучали целостностью слова. И не одного — всплывала их вереница, весь синонимический ряд."
Об истории, о жизни, о судьбе, о человеке...
О преемственности поколений, о том, что невозможно сохранить ...
"Читали вслух: Диккенса, Толстого, Чехова. (Когда у Антона подросла дочка, он пытался устроить такие же семейные чтения, и позже — когда появилась внучка. Но не получилось ни тогда, ни потом — что-то ушло безвозвратно, и нельзя было повторить даже такую простую вещь.)"
..о том, что сохранить возможно...
"Вечером предстояло важное мероприятие — рассказы дочке перед сном. Это был целый особый институт; круг тем определился давно: «Про умных псов», «Про мифов»,
«Про детство». Наибольшим успехом пользовался последний цикл; к школе Даша знала чебачинское детство Антона не хуже, чем он — виленское прошловековое дедово. Да и сама традиция шла от деда."
Прекрасная вещь, непередаваемо прекрасная, это нужно прочитать, это нужно прочувствовать, этим можно и должно насладиться...
героическое, но не описание подвигов героев, что-то о жизни как она есть (была, будет) - прочитайте "Ложится мгла на старые ступени", и вы поймете, что это именно то произведение, которого вам так не хватало в вашей читательской жизни.
Это роман-воспоминание, роман-размышление, роман-байка, роман-рассказ.
Да-да, именно рассказ – это слово наиболее подходит к характеристике метода Чудакова.
Чудаков был филологом, крупнейшим специалистом по Чехову, великолепным стилистом и большим знатоком в своей области.
В своем единственном романе, который в общем-то биографический, он рассказал о своем детстве, о своей семье, о множестве людей, окружавших его в далеком городке на границе Сибири и Казахстана, городе ссыльных...
"Такого количества интеллигенции на единицу площади Антону потом не доводилось видеть нигде.
— Четвёртая культурная волна в Сибирь и русскую глухомань, — пересчитывал отец, загибая пальцы. — Декабристы, участники польского восстания, социал-демократы и прочие, и последняя, четвёртая — объединительная.
— Прекрасный способ повышения культуры, — иронизировал дед. — Типично наш. А я-то думаю: в чём причина высокого культурного уровня в России?"
Довоенные, военные, послевоенные годы, дореволюционные годы бабушки и дедушки...
Жизнь как рассказ, жизнь как шутка, жизнь как анекдот, жизнь как сказка...
Жил-был мальчик, его окружали яркие необыкновенные личности, мальчик больше всего любил слова...
"Мир не имел невербального существования, вещи не обладали предметной телесностью — они рисовались буквами, но это была не молчаливая буквенность — они звучали целостностью слова. И не одного — всплывала их вереница, весь синонимический ряд."
Об истории, о жизни, о судьбе, о человеке...
О преемственности поколений, о том, что невозможно сохранить ...
"Читали вслух: Диккенса, Толстого, Чехова. (Когда у Антона подросла дочка, он пытался устроить такие же семейные чтения, и позже — когда появилась внучка. Но не получилось ни тогда, ни потом — что-то ушло безвозвратно, и нельзя было повторить даже такую простую вещь.)"
..о том, что сохранить возможно...
"Вечером предстояло важное мероприятие — рассказы дочке перед сном. Это был целый особый институт; круг тем определился давно: «Про умных псов», «Про мифов»,
«Про детство». Наибольшим успехом пользовался последний цикл; к школе Даша знала чебачинское детство Антона не хуже, чем он — виленское прошловековое дедово. Да и сама традиция шла от деда."
Прекрасная вещь, непередаваемо прекрасная, это нужно прочитать, это нужно прочувствовать, этим можно и должно насладиться...
February 24, 2014
Книга Чудакова посвящена его детству и юности, а еще в большей степени - истории выживания отдельно взятой советской семьи в условиях войны и тоталитарного государства. Книга довольно интересная, особенно "робинзонские" ее части - как пахали, как варили мыло, как делали сахарную патоку, как вымачивали кожи и т.п. Многое из этого я помню еще по рассказам мамы и бабушки. Человеческий документ - конечно, да еще какой! Поэтому книгу читать однозначно стоит.
Чего мне в книге не хватало... Хмм... Может быть хотелось не столько пересказа известных и неизвестных событий, а их переосмысления. Да в первые годы, когда мы только стали узнавать все подробности того, что творилось в 30-50е годы, была необходима просто информация об этом - кто-то называл ее правдой, кто-то чернухой - это уже вопрос оценки. Но информационный голод даже и в конце 80х- начале 90х был огромный. И все же с тех времен прошло уже больше 20 лет. Теперь, когда первый голод удален, хотелось бы почитать что-то, что включало бы в себя не только описание, а и осмысление недавней истории страны, в которой и красные, и белые, и лагерники, и НКВДшники, и интеллигенция и менее образованная часть населения, даже стукачи - В��Е были наши люди. Поэтому мне лично странно в 21 веке читать про "них", которые виноваты во всем. Причем эти нехорошие "они" у Чудакова каждый раз разные - то это понятные товарищи из органов и партийные выскочки, то - чеченцы или эвакуированные, которые "ничего не умели" и не хотели работать на земле, то казахи, которым чужды были лекции о международном положении, читаемые отцом Антона. А порой к злокозненным "им" причисляется вообще всякое "простонародье". Ведь, если убрать робинзонские подробности выживания в условиях отсутствия ВСЕГО, вся книжка в сущности о том, насколько семья Антона превосходила всех остальных в физическом, моральном и интеллектуальном отношениях.
Чего мне в книге не хватало... Хмм... Может быть хотелось не столько пересказа известных и неизвестных событий, а их переосмысления. Да в первые годы, когда мы только стали узнавать все подробности того, что творилось в 30-50е годы, была необходима просто информация об этом - кто-то называл ее правдой, кто-то чернухой - это уже вопрос оценки. Но информационный голод даже и в конце 80х- начале 90х был огромный. И все же с тех времен прошло уже больше 20 лет. Теперь, когда первый голод удален, хотелось бы почитать что-то, что включало бы в себя не только описание, а и осмысление недавней истории страны, в которой и красные, и белые, и лагерники, и НКВДшники, и интеллигенция и менее образованная часть населения, даже стукачи - В��Е были наши люди. Поэтому мне лично странно в 21 веке читать про "них", которые виноваты во всем. Причем эти нехорошие "они" у Чудакова каждый раз разные - то это понятные товарищи из органов и партийные выскочки, то - чеченцы или эвакуированные, которые "ничего не умели" и не хотели работать на земле, то казахи, которым чужды были лекции о международном положении, читаемые отцом Антона. А порой к злокозненным "им" причисляется вообще всякое "простонародье". Ведь, если убрать робинзонские подробности выживания в условиях отсутствия ВСЕГО, вся книжка в сущности о том, насколько семья Антона превосходила всех остальных в физическом, моральном и интеллектуальном отношениях.
September 17, 2015
Лучшее, что я читал на русском языке за последние несколько лет.
July 15, 2014
Я могу объяснить.
Это очень хороший набор очерков про добрых, честных, умных, эрудированных людей, у которых руки росли не из жопы, а огурцы росли еще лучше, чем руки, которые жалели людей и собачек, умели пользоваться разными видами вилок, читали книжки и делали из них выписки, пели хором и подмечали в жизни всякие милые и человечные штуки. Все это очень здорово, правда, здорово, только я несколько раз запуталась, где "я", а где - "Антон", кого сослали до войны, а кого - после, весь этот калейдоскоп людей ужасно напоминает те самые газетные вырезки отца "Антона". Если это нон-фикшн - то это логичная путаница в детских фрагментарных воспоминаниях, если придумано - то, well, не мешало бы и структурировать это собранье чудных анекдотов. Простите.
Очень понравилась история про певца - будто бы из "Денискиных рассказов".
Это очень хороший набор очерков про добрых, честных, умных, эрудированных людей, у которых руки росли не из жопы, а огурцы росли еще лучше, чем руки, которые жалели людей и собачек, умели пользоваться разными видами вилок, читали книжки и делали из них выписки, пели хором и подмечали в жизни всякие милые и человечные штуки. Все это очень здорово, правда, здорово, только я несколько раз запуталась, где "я", а где - "Антон", кого сослали до войны, а кого - после, весь этот калейдоскоп людей ужасно напоминает те самые газетные вырезки отца "Антона". Если это нон-фикшн - то это логичная путаница в детских фрагментарных воспоминаниях, если придумано - то, well, не мешало бы и структурировать это собранье чудных анекдотов. Простите.
Очень понравилась история про певца - будто бы из "Денискиных рассказов".
August 28, 2016
Есть такие книги, про которые лучше писать спустя какое-то время. Нужно время подумать о них, понять их, прочувствовать. «Ложится мгла на старые ступени» Александра Чудакова как раз такая. История семьи в России и СССР, длиною в век, все трудности, что вставали на их пути.
Вот это всё описанное в ней я осознавала почти месяц.
Не скажу, что книга наполнена какими-то доселе неизвестными мне фактами, шокирующими описаниями. Нет, всё это известно и доступно, информация есть в учебниках и интернете. Но собрать всё это в одном месте, оформить в виде художественного произведения, да ещё такого, от которого трудно оторваться — это задача не из простых. Александр Павлович смог это сделать.
Роман-идиллия (так жанр обозначил сам автор) начинается сбором семьи Антона из-за болезни его деда. Сам Антон — альтер-эго автора. Книга вообще во многом автобиографическая. Ссыльная семья Антона живет в выдуманном городе Чебачинск, который расположился в местах удивительной красоты, леса, горные озера, мягкий климат. В реальности Чебачинск называется Щучинск, Чудаков родился в нём и вырос.
В Щучинске, как и в выдуманном городе, жили в своё время светила науки — Вернадский, Кржижановский. Преподавали в местной школе профессора московских и питерских университетов, просто потому, что их взгляды на окружающий мир чуть разошлись с линией партии и теперь они отбывают там свой срок.
Чудаков следит за жизнью семьи Антона и рассказывает нам, чем они жили, точнее, как выживали в тех условиях, не теряя при этом чувства собственного достоинства и успевая читать энциклопедии, изучать иностранные языки и помнить, что в одну сторону должна глядеть ручка чашки перед чаепитием, а в другую — после. Дед Антона, с которого начинается и которым завершается роман, центральная фигура, стержень, который скрепляет повествование. Оно нелинейно, отрывисто, и зачастую я путалась в именах, кто кому кем приходится и когда он/она упоминался/упоминалась. Это, пожалуй, слабая сторона книги, но при таком объеме действующих лиц очень сложно описать всё так, чтобы читатель на 300-й странице вспомнил того, кого упомянули на 90-й, условно говоря.
С познавательной точки зрения книга также крайне ценна. Она в едином повествовании объединяет и всем известные факты, и любопытные детали, �� которых не все могут знать. Я, скажем, до момента прочтения не знала историю партизан братьев Игнатовых. Про Смоленск при немцах («В Смоленске при немцах снова открылся кафедральный собор, в котором до этого был антирелигиозный музей…»). Про спецпитание в Смольном во время блокады Ленинграда («… в Смольном в блокаду ели ветчину и икру»). И так про многое. Про всё то, о чём стараются не вспоминать, не говорить, забыть. А эпизод с Василием Илларионовичем, дядей Антона, невероятным щеголем, который заказывал раз за разом у оркестра «Брызги шампанского»? Просто шедевр.
Кстати, подход деда Антона к чтению газет на мой взгляд универсален, вот только сейчас надо его переложить на современные СМИ — телевидение и интернет.
Словом, мало ещё есть таких сильных, увлекательных, познавательных, удивительных книг, как «Ложится мгла на старые ступени». И каждому, кто интересуется историей, жизнью простого человека в нашей стране в прошедшие эпохи, её будет интересно прочитать. Просто, чтобы знать, что такое было. Просто, чтобы такое больше не повторилось.
Ссылка на полную версию отзыва, с видео и ссылками, на BookGeek.ru.
Вот это всё описанное в ней я осознавала почти месяц.
Не скажу, что книга наполнена какими-то доселе неизвестными мне фактами, шокирующими описаниями. Нет, всё это известно и доступно, информация есть в учебниках и интернете. Но собрать всё это в одном месте, оформить в виде художественного произведения, да ещё такого, от которого трудно оторваться — это задача не из простых. Александр Павлович смог это сделать.
Роман-идиллия (так жанр обозначил сам автор) начинается сбором семьи Антона из-за болезни его деда. Сам Антон — альтер-эго автора. Книга вообще во многом автобиографическая. Ссыльная семья Антона живет в выдуманном городе Чебачинск, который расположился в местах удивительной красоты, леса, горные озера, мягкий климат. В реальности Чебачинск называется Щучинск, Чудаков родился в нём и вырос.
В Щучинске, как и в выдуманном городе, жили в своё время светила науки — Вернадский, Кржижановский. Преподавали в местной школе профессора московских и питерских университетов, просто потому, что их взгляды на окружающий мир чуть разошлись с линией партии и теперь они отбывают там свой срок.
Такого количества интеллигенции на единицу площади Антону потом не доводилось видеть ни в Москве, ни в Париже, ни в Бостоне.— Четвертая культурная волна в Сибирь и русскую глухомань, — пересчитывал отец, загибая пальцы. — Декабристы, участники польского восстания, социал-демократы и прочие, и последняя, четвертая — объединительная.— Прекрасный способ повышения культуры, — иронизировал дед. — Типично наш, русский. А я-то думаю: в чем причина высокого культурного уровня в России?
Чудаков следит за жизнью семьи Антона и рассказывает нам, чем они жили, точнее, как выживали в тех условиях, не теряя при этом чувства собственного достоинства и успевая читать энциклопедии, изучать иностранные языки и помнить, что в одну сторону должна глядеть ручка чашки перед чаепитием, а в другую — после. Дед Антона, с которого начинается и которым завершается роман, центральная фигура, стержень, который скрепляет повествование. Оно нелинейно, отрывисто, и зачастую я путалась в именах, кто кому кем приходится и когда он/она упоминался/упоминалась. Это, пожалуй, слабая сторона книги, но при таком объеме действующих лиц очень сложно описать всё так, чтобы читатель на 300-й странице вспомнил того, кого упомянули на 90-й, условно говоря.
С познавательной точки зрения книга также крайне ценна. Она в едином повествовании объединяет и всем известные факты, и любопытные детали, �� которых не все могут знать. Я, скажем, до момента прочтения не знала историю партизан братьев Игнатовых. Про Смоленск при немцах («В Смоленске при немцах снова открылся кафедральный собор, в котором до этого был антирелигиозный музей…»). Про спецпитание в Смольном во время блокады Ленинграда («… в Смольном в блокаду ели ветчину и икру»). И так про многое. Про всё то, о чём стараются не вспоминать, не говорить, забыть. А эпизод с Василием Илларионовичем, дядей Антона, невероятным щеголем, который заказывал раз за разом у оркестра «Брызги шампанского»? Просто шедевр.
Кстати, подход деда Антона к чтению газет на мой взгляд универсален, вот только сейчас надо его переложить на современные СМИ — телевидение и интернет.
Дед лежал, а я сидел рядом на особенном стульце и читал ему «Правду». Газету эту дед в руки брать не любил, и когда говорил: «Почитай, что пишут в столицах», я уже знал, что читать надо только заголовки, делая после каждого паузу, во время которой дед говорил: «Все ясно» или «Потери несут, конечно, только немцы», или чаще всего: «Валяй дальше».
Словом, мало ещё есть таких сильных, увлекательных, познавательных, удивительных книг, как «Ложится мгла на старые ступени». И каждому, кто интересуется историей, жизнью простого человека в нашей стране в прошедшие эпохи, её будет интересно прочитать. Просто, чтобы знать, что такое было. Просто, чтобы такое больше не повторилось.
Ссылка на полную версию отзыва, с видео и ссылками, на BookGeek.ru.
May 3, 2020
Un recorrido sentimental por la Rusia del S.XX desde la vieja Rusia hasta casi el final de la época soviética de la mano de los recuerdos de Anton, protagonista, narrador e intérprete.
El abuelo, como esencia de la vida anterior a las imposiciones artificiales del esquema soviético; todo bondad, todo sabiduría y certeza, casi infabilidad.
La familia como pequeño microcosmos en que todo crece y se desarrolla, pero dentro de un orden que a su vez permite protegerse del exterior, de los cambios, percibidos casi siempre como agresiones.
Una pequeña comunidad, inicialmente de desposeídos, que alrededor del esfuerzo individual y compartido contra lo colectivo impuesto, la lucha por la supervivencia y el sólido cimiento de la cultura, el saber y la ciencia; no sucumbe ante los cambios y logra mantenerse a flote, para poco a poco irse diluyendo en lo único que no pueden controlar que es el paso del tiempo.
El abuelo, como esencia de la vida anterior a las imposiciones artificiales del esquema soviético; todo bondad, todo sabiduría y certeza, casi infabilidad.
La familia como pequeño microcosmos en que todo crece y se desarrolla, pero dentro de un orden que a su vez permite protegerse del exterior, de los cambios, percibidos casi siempre como agresiones.
Una pequeña comunidad, inicialmente de desposeídos, que alrededor del esfuerzo individual y compartido contra lo colectivo impuesto, la lucha por la supervivencia y el sólido cimiento de la cultura, el saber y la ciencia; no sucumbe ante los cambios y logra mantenerse a flote, para poco a poco irse diluyendo en lo único que no pueden controlar que es el paso del tiempo.
September 9, 2015
Pilnīgi iespējams, ka tā ir labākā grāmata, ko šogad esmu izlasījusi. Nevis lineārs stāstījums ar spraigu darbību, bet daudz izteiksmīgu slāņu, kas kopā veido neatkārtojamu stāstījumu par smagu laikmetu. Žēl, ka šī grāmata nav latviski, tā daudz labāk par jebkuru vēstures dokumentu parāda staļinisma absurdo būtību.
March 20, 2013
Действительно мощное, можно сказать, эпическое произведение, охватывающее жизнь нескольких поколений. Смешные и трагические истории, рассказанные в детстве мальчику Антону, он теперь доносит до читателя.
И вряд ли вы найдете еще кого-нибудь, кто собрал бы столько свидетельств нашей истории, систематизировал и так удачно преподнес. Похоже, это последняя книга ушедшего века.
И вряд ли вы найдете еще кого-нибудь, кто собрал бы столько свидетельств нашей истории, систематизировал и так удачно преподнес. Похоже, это последняя книга ушедшего века.
November 8, 2013
Я долго думала, чем хор��ша книга-кроме того, что ее посоветовал Кременцов, а он плохого не советовал, и думаю, что вот да, прошлое, институт благородных девиц, дворянство-но это все прошлое, а не вытащенный на свет труп в кружевах и с родословной. Чудаков пишет о разном, пишет хорошо и вдумчиво, но не смешивает эпохи-и это очень здорово, потому что всему свое место.
Read
August 23, 2020Ну не идет мне роман. Совсем. А жаль, идея интересная и язык хороший. Прочитала где-то треть (потому и без оценки). Не думаю, что вернусь к этой книге.
July 3, 2017
Роман-идиллия, Роман воспитания, как эти определения подходят к этому произведению!
Действие происходит в казахстанской деревне Чебачинск, как его автор называет в "русской казачьей провинции. Сюда высылали большое количество научных сотрудников, педагогов, прекрасных специалистов, которые провинились перед системой кто некорректной фразой, на кого-то просто донесли и так далее.
Рассказ ведется внуком бывшего священника, Антоном. Отец Антона закончил исторический факультет МГУ, мама химический факультет.
А дед, отучившись в Духовной Семинарии, был мастером на все руки. Самый же его большой талант в умении преподавать, удивлять и воспитывать! Благодаря ему Антон уже в свои 6 лет был готов идти во второй класс- дед учил всему, что знал о растениях, об истории, географии, биологии - учил, играючи. А мальчик же, отличающийся фотографической памятью, все запоминал или же записывал.
Через историю этого семейства понимаешь через какие сложности пришлось пройти этому поколению людей: голод, войны, карточки, доносы… При этом семья Антона хоть и была из интеллигенции очень умело справлялась со всеми невзгодами: благодаря деду (священнику-биологу) они получали лучший урожай, сами производили мыло, сахар, даже градусник они умудрились сделать своими руками)) А Бабка, которая вышла из дворянской семьи и даже в такой глуши не забывала про этикет и правильные манеры, постоянно удивлялась, “почему все не работают так, как ее семья - ведь вполне можно прокормиться даже в самое голодное время.
Воспитанный во времена голода, где каждая иголка, каждый маток ниток был на счету, Антон уже взрослый человек, окончивший исторический факультет МГУ, никак не может понять мир потребления, где “у человека все смело отмывают вещи приличные и любимые”, мир, который меняется ежесекундно. Он приходит к выводу, что “нужна защита психики современного человека от стремительно растущей агрессии вещей, красок, от слишком быстро меняющегося мира.” А ведь он прав, не правда ли?!
Для меня в первую очередь - это потрясающая история, пример того, как нужно воспитывать и обучать ребенка, невзначай, подпитывая его врожденную любознательность!:)
Действие происходит в казахстанской деревне Чебачинск, как его автор называет в "русской казачьей провинции. Сюда высылали большое количество научных сотрудников, педагогов, прекрасных специалистов, которые провинились перед системой кто некорректной фразой, на кого-то просто донесли и так далее.
Рассказ ведется внуком бывшего священника, Антоном. Отец Антона закончил исторический факультет МГУ, мама химический факультет.
А дед, отучившись в Духовной Семинарии, был мастером на все руки. Самый же его большой талант в умении преподавать, удивлять и воспитывать! Благодаря ему Антон уже в свои 6 лет был готов идти во второй класс- дед учил всему, что знал о растениях, об истории, географии, биологии - учил, играючи. А мальчик же, отличающийся фотографической памятью, все запоминал или же записывал.
Через историю этого семейства понимаешь через какие сложности пришлось пройти этому поколению людей: голод, войны, карточки, доносы… При этом семья Антона хоть и была из интеллигенции очень умело справлялась со всеми невзгодами: благодаря деду (священнику-биологу) они получали лучший урожай, сами производили мыло, сахар, даже градусник они умудрились сделать своими руками)) А Бабка, которая вышла из дворянской семьи и даже в такой глуши не забывала про этикет и правильные манеры, постоянно удивлялась, “почему все не работают так, как ее семья - ведь вполне можно прокормиться даже в самое голодное время.
Воспитанный во времена голода, где каждая иголка, каждый маток ниток был на счету, Антон уже взрослый человек, окончивший исторический факультет МГУ, никак не может понять мир потребления, где “у человека все смело отмывают вещи приличные и любимые”, мир, который меняется ежесекундно. Он приходит к выводу, что “нужна защита психики современного человека от стремительно растущей агрессии вещей, красок, от слишком быстро меняющегося мира.” А ведь он прав, не правда ли?!
Для меня в первую очередь - это потрясающая история, пример того, как нужно воспитывать и обучать ребенка, невзначай, подпитывая его врожденную любознательность!:)
September 17, 2016
Главное достоинство книги - её фактический материал. Свидетельства от первого лица о жизни в поселке Чебачинск на севере Казахстана, куда в сталинские годы ссылали уже отсидевших, а кто и по своей воле уезжал из крупных городов, прочь от слепой машины НКВД. Удивительный и страшный парадокс, когда образованнейшие люди отброшены государством на край - во всех смыслах - и вынуждены повернуть общецивилизационную тенденцию вспять: от специализации, когда, скажем, химик не обязан знать об уходе за лошадьми, к универсальному знанию, когда чтобы выжить нужно уметь делать всё: от лучин до клея, от бочонков до прорезиненной ткани.
Автор пишет о себе, ещё ребенке в описываемое время, и своей большой семье. О том как эти люди в условиях минимальных ресурсов и минимальной свободы действий смогли фактически наладить сложную систему натурального хозяйства, где в ход шло абсолютно всё. При этом как-то умудрялись воспитывать детей в атмосфере полного уважения к личности и прививая идеи абсолютной ценности знания и умений.
А теперь что не понравилось. Да, конечно, это автобиографическая проза, со всеми вытекающими. Но иногда восторги автора своей семьёй (да и собой, чего уж там) выплескиваются уж совсем за край. Собственные идеи, размышления Чудакова большой глубиной не поразили. А стихи - хоть он и предваряет каждый отрывок признанием их, стихов, невысокого качества - действительно довольно посредственны. Стоило ли их тогда вставлять в текст?
В книге упоминается огромное количество людей, прошедших через жизнь автора. И все они отнюдь не равноценны, истории некоторых из них просто напросто либо скучны, либо отдают пошловатым душком. Зачем они попали в книгу?
Как исторический документ - книга бузусловная ценность. А вот от литературного произведения - тем более после всех дифирамбов в сети - я ожидал большего.
Автор пишет о себе, ещё ребенке в описываемое время, и своей большой семье. О том как эти люди в условиях минимальных ресурсов и минимальной свободы действий смогли фактически наладить сложную систему натурального хозяйства, где в ход шло абсолютно всё. При этом как-то умудрялись воспитывать детей в атмосфере полного уважения к личности и прививая идеи абсолютной ценности знания и умений.
А теперь что не понравилось. Да, конечно, это автобиографическая проза, со всеми вытекающими. Но иногда восторги автора своей семьёй (да и собой, чего уж там) выплескиваются уж совсем за край. Собственные идеи, размышления Чудакова большой глубиной не поразили. А стихи - хоть он и предваряет каждый отрывок признанием их, стихов, невысокого качества - действительно довольно посредственны. Стоило ли их тогда вставлять в текст?
В книге упоминается огромное количество людей, прошедших через жизнь автора. И все они отнюдь не равноценны, истории некоторых из них просто напросто либо скучны, либо отдают пошловатым душком. Зачем они попали в книгу?
Как исторический документ - книга бузусловная ценность. А вот от литературного произведения - тем более после всех дифирамбов в сети - я ожидал большего.
February 19, 2020
Удивительно, что книга, написанная фрагметарно, оставляет такое целостное впечатление. И ещё хочу добавить, что эта книга ни на что не похожа и стоит в стороне от других книг о том времени.
April 19, 2017
“Great Russian novels” and where to find them: some tips and one brilliant example
Sometimes, in literary discussions one can hear people asking: what is the most important, significant, relevant, interesting etc. Russian novel of our time? The answer is not that evident at all. Oh, how easy it was back in the nineteenth – beginning of the twentieth centuries when such literary colossi as Dostoevsky, Tolstoy, Chekhov ruled in a literature realm! Their world-famous novels and plays became an immediate classic straight after the publishing, so you could easily predict what books would have been included into ‘must-read lists’ of that time.
But how can we find new ‘big Russian novels’ of present time? There is an abundance of books occurring every year in Russia (in 2015, there were published as many as 112,647 titles of books with a total circulation of more than 459 million copies). How to pick up a right one? It is better not to fall for the most best-selling author or you’ll end up buying cheap (in every sense of this word) “ironic detective stories” by Dariia Dontsova – which are maybe not that bad by themselves but, sadly, bear no relationship to “the great Russian literature” in Tolstoy kind of style.
However, you could find some valuable suggestions in short-lists of numerous literary prizes: Bolshaia Kniga (The Big Book), Iasnaia Poliana, or Russian Booker to name a few. I believe that they could provide readers with some insights into the state of play on contemporary literature field in Russia. Of course, there is not a single literary prize which decisions would not be contested and challenged. For instance, “the oldest independent (i.e. non-governmental) and the most prestigious literary prize in the country” (as stated by the prize itself), The Russian Booker, is famous for being quite controversial, not to say – heavily criticized – for its annual selection of best books. However, even the most ardent critics welcomed The Russian Booker jury’s decision to posthumously award Alexander Chudakov with “Booker of the Decade” prize for his novel "A Gloom is Cast Upon the Ancient Steps" (awarded in 2011). What makes this choice even more special, is the fact that this is the author’s only fictional book: Chudakov was a prominent literary scholar, mostly known for his extensive research of Chekhov’s works (high five to the great Russian literature).
This quite voluminous “novel-idyll” (a genre defined by the author himself) depicts “an idyllic” life against the background of a national catastrophe – or a Soviet history, if you like. The book tells the story of an extended family of Savvins-Stremoukhovs – representatives of pre-revolutionary Russian intelligentsia who, facing a threat of Bolshevik purges and Gulag, preferred a self-imposed exile in a small fictional town of Chebachinsk lost between the picturesque lakes and forests of Northern Kazakhstan. In 1970s, the book’s protagonist and the author’s alter ego, Anton Stremoukhov, comes to his native town to say last goodbye to his dying grandfather – the family’s anchorman, a patriarch and an erudite with seemingly omniscient knowledge in almost every aspect of life – at least, Anton believes so as his grandfather was his beloved teacher at the times of the protagonist’s childhood. However, the theme of Anton’s farewell with his granddad is not the book’s main storyline: soon, the narration in the novel jumps to other historical periods, to different places and persons, as it is not linear neither chronological. The narrator creates very beautiful mosaic made of memories about long gone relatives and a shortage of every possible product and thing during the war time (with some recipes of home-made soap and even medical thermometers). The storyteller has a gift of photographical memory which allows him to recall exiled peoples and destroyed churches, war horrors and funny moments, anecdotes and love stories, dogs and friends of his happy, “idyllic” childhood and adolescence years. However, regarding Chudakov’s book as an autobiography would have been a mistake (this notion was dismissed by the writer’s widow and a prominent scholar, Marietta Chudakova). The novel represents a fictional yet very veritable record of a private life in the period when everything private and personal was regarded as enemy, rebellious, and dangerous.
But it is even not a captivating, sometimes hilarious, sometimes tragic story that makes Chudakov’s book so unique and addictive. It is the author’s affection for and respect to classic literature and The Word in the broader sense which is almost palpable in the novel. The author and his alter ego are equally fascinated with “high literature”, folklore, songs, poetry, newspapers’ articles, encyclopedias and Soviet propaganda and they constantly quote and juggle them in rather modern – some might say, postmodern – way. Unfortunately, this precious word- and style-play makes this novel particularly untranslatable (here you can find quite nice, but still insufficient English translation: https://pen.org/a-gloom-is-cast-upon-...).
To sum up, if you are interested in Russian and Soviet turbulent and complex contemporary history, portrayed from very personal perspective, written in a beautiful, eloquent language filled with intertextuality and intelligent humor, the novel “A Gloom is Cast Upon the Ancient Steps” is definitely something that could be of your keen interest. Highly recommended.
Sometimes, in literary discussions one can hear people asking: what is the most important, significant, relevant, interesting etc. Russian novel of our time? The answer is not that evident at all. Oh, how easy it was back in the nineteenth – beginning of the twentieth centuries when such literary colossi as Dostoevsky, Tolstoy, Chekhov ruled in a literature realm! Their world-famous novels and plays became an immediate classic straight after the publishing, so you could easily predict what books would have been included into ‘must-read lists’ of that time.
But how can we find new ‘big Russian novels’ of present time? There is an abundance of books occurring every year in Russia (in 2015, there were published as many as 112,647 titles of books with a total circulation of more than 459 million copies). How to pick up a right one? It is better not to fall for the most best-selling author or you’ll end up buying cheap (in every sense of this word) “ironic detective stories” by Dariia Dontsova – which are maybe not that bad by themselves but, sadly, bear no relationship to “the great Russian literature” in Tolstoy kind of style.
However, you could find some valuable suggestions in short-lists of numerous literary prizes: Bolshaia Kniga (The Big Book), Iasnaia Poliana, or Russian Booker to name a few. I believe that they could provide readers with some insights into the state of play on contemporary literature field in Russia. Of course, there is not a single literary prize which decisions would not be contested and challenged. For instance, “the oldest independent (i.e. non-governmental) and the most prestigious literary prize in the country” (as stated by the prize itself), The Russian Booker, is famous for being quite controversial, not to say – heavily criticized – for its annual selection of best books. However, even the most ardent critics welcomed The Russian Booker jury’s decision to posthumously award Alexander Chudakov with “Booker of the Decade” prize for his novel "A Gloom is Cast Upon the Ancient Steps" (awarded in 2011). What makes this choice even more special, is the fact that this is the author’s only fictional book: Chudakov was a prominent literary scholar, mostly known for his extensive research of Chekhov’s works (high five to the great Russian literature).
This quite voluminous “novel-idyll” (a genre defined by the author himself) depicts “an idyllic” life against the background of a national catastrophe – or a Soviet history, if you like. The book tells the story of an extended family of Savvins-Stremoukhovs – representatives of pre-revolutionary Russian intelligentsia who, facing a threat of Bolshevik purges and Gulag, preferred a self-imposed exile in a small fictional town of Chebachinsk lost between the picturesque lakes and forests of Northern Kazakhstan. In 1970s, the book’s protagonist and the author’s alter ego, Anton Stremoukhov, comes to his native town to say last goodbye to his dying grandfather – the family’s anchorman, a patriarch and an erudite with seemingly omniscient knowledge in almost every aspect of life – at least, Anton believes so as his grandfather was his beloved teacher at the times of the protagonist’s childhood. However, the theme of Anton’s farewell with his granddad is not the book’s main storyline: soon, the narration in the novel jumps to other historical periods, to different places and persons, as it is not linear neither chronological. The narrator creates very beautiful mosaic made of memories about long gone relatives and a shortage of every possible product and thing during the war time (with some recipes of home-made soap and even medical thermometers). The storyteller has a gift of photographical memory which allows him to recall exiled peoples and destroyed churches, war horrors and funny moments, anecdotes and love stories, dogs and friends of his happy, “idyllic” childhood and adolescence years. However, regarding Chudakov’s book as an autobiography would have been a mistake (this notion was dismissed by the writer’s widow and a prominent scholar, Marietta Chudakova). The novel represents a fictional yet very veritable record of a private life in the period when everything private and personal was regarded as enemy, rebellious, and dangerous.
But it is even not a captivating, sometimes hilarious, sometimes tragic story that makes Chudakov’s book so unique and addictive. It is the author’s affection for and respect to classic literature and The Word in the broader sense which is almost palpable in the novel. The author and his alter ego are equally fascinated with “high literature”, folklore, songs, poetry, newspapers’ articles, encyclopedias and Soviet propaganda and they constantly quote and juggle them in rather modern – some might say, postmodern – way. Unfortunately, this precious word- and style-play makes this novel particularly untranslatable (here you can find quite nice, but still insufficient English translation: https://pen.org/a-gloom-is-cast-upon-...).
To sum up, if you are interested in Russian and Soviet turbulent and complex contemporary history, portrayed from very personal perspective, written in a beautiful, eloquent language filled with intertextuality and intelligent humor, the novel “A Gloom is Cast Upon the Ancient Steps” is definitely something that could be of your keen interest. Highly recommended.
October 24, 2014
ЛОЖИТСЯ МГЛА НА СТАРЫЕ СТУПЕНИ (А. ЧУДАКОВ)
«Это стремление омерзить и в конечном счёте унизить человека, в литературе пройдёт, как болезнь, она перестанет изображать дегенератов и превращение в насекомых и вернётся к обычным и вечным чувствам и ситуациям».
Аминь.
«Предсказанье, в отличие от дедовых других, не подтвердилось».
Потрясающая книга, титаническая. До неё нужно дорасти, чтобы понять… Нет, что я говорю, нет же, не дорасти. Это другое. Нужно чертовски много знать и помнить. Тем, кто постарше, будет проще с этим. Молодым же понадобится огромное желание и немало времени, чтобы этот тугой бумажный бутон обратить в пышное живое соцветие, ибо Чудаков ничего не объясняет и не разжевывает. Он напевает начало песенки и мчится дальше, полагая, что мы ухватимся за напетое и допоём, доиграем сами. Мне было чертовски тяжело читать эту книгу, потому что я чувствовал, что где-то в ней сокрыт огромный пласт человеческих чувств, слёз и смеха, до которого мне никак не докопать с моими сегодняшними знаниями исторических, социальных и культурологических процессов. И лишь тогда, когда каким-то чудом мне удавалось зацепиться за какую-то ниточку, разворачивалось цветастое полотно самых разных чувств. Так было с песней «Жил в Ростове Витя Черевичкин…». Я знал эту песню целиком и только благодаря этому я смог прочувствовать какой-то маленький кусочек текста так, словно он имеет ко мне какое-то отношение. А сколько тысяч кусочков остались мною не то чтобы непрочувствованными, но даже элементарно недопонятыми? Страшно представить. «Комсомолец-пионер-бандыт-дурак!»
Но это вовсе не значит, что книгу не стоит даже пробовать прочесть. Ведь в ней, помимо чего-то сокровенного немало общедоступного, понятного и даже смешного.
«Кажется, Хрущёв спросил у президента Финляндии, как у них со смертностью. Тот ответил: «Пока стопроцентная».
Это огромное собрание баек, анекдотов, исторических справок, которых не найдёшь ни в одном учебнике. Это память.
«Шеф-повару «Националя» поручили обслуживание грандиозного банкета в Кремле по поводу премьеры «Анны Карениной» — банкета с участием вождя. Когда запыхавшийся метрдотель сообщил, что пора подавать горячее, над огромным противнем с котлетами деволяй лопнула двухсотсвечовая лампочка, висевшая в нарушение технологии без стеклянного колпака, и мельчайшими осколками осыпала все двадцать рядов котлет. Шеф-повар побледнел и выбежал в туалет; больше его не видел никто; ночной патруль нашёл белоснежный халат с монограммой ресторана у Москвы-реки».
«Гробы, отяжелевшие от гнили, живым давали страшный адский хлеб, во рту у мёртвых сено находили». Самые, казалось бы, страшные вещи Чудаков описывает без соплей, не растекаясь болью по абзацам. «Вокруг шеи приговорённого к повешению шла наколка: «Ради Бога, не надо». Когда начали вешать и разорвали воротник, все её увидели. Приговорённого отпустили». Всё просто, ясно и без надрыва жил.
А местами настолько сжато и жестко, что хочется всё бросить и бежать в какую-нибудь библиотеку, где могли сохраниться газеты дореволюционных и советских времён, чтобы узнать ещё хоть немного каких-нибудь подробностей и, наконец, сердце сжалось и разреветься (есть в этом нечто извращённое). Где вот я найду теперь дневник ленинградской девочки Савичевой? А в нём ведь наверняка так много страшного. Того, к чему мы так привыкли и чего так страстно ждём от подобных книг. И этим-то Чудаков отличается от всех остальных.
«А помните, что сказал Шуман о музыке Шопена? «Это пушки, спрятанные в цветах»!»
Вот что-то в этом роде.
Вот пишу и сам понимаю, что пишу нудно. Никогда ещё так сложно не было описывать свои впечатления от книги. Не могу даже дописать, не знаю, как закончить. Просто перестану…
«Это стремление омерзить и в конечном счёте унизить человека, в литературе пройдёт, как болезнь, она перестанет изображать дегенератов и превращение в насекомых и вернётся к обычным и вечным чувствам и ситуациям».
Аминь.
«Предсказанье, в отличие от дедовых других, не подтвердилось».
Потрясающая книга, титаническая. До неё нужно дорасти, чтобы понять… Нет, что я говорю, нет же, не дорасти. Это другое. Нужно чертовски много знать и помнить. Тем, кто постарше, будет проще с этим. Молодым же понадобится огромное желание и немало времени, чтобы этот тугой бумажный бутон обратить в пышное живое соцветие, ибо Чудаков ничего не объясняет и не разжевывает. Он напевает начало песенки и мчится дальше, полагая, что мы ухватимся за напетое и допоём, доиграем сами. Мне было чертовски тяжело читать эту книгу, потому что я чувствовал, что где-то в ней сокрыт огромный пласт человеческих чувств, слёз и смеха, до которого мне никак не докопать с моими сегодняшними знаниями исторических, социальных и культурологических процессов. И лишь тогда, когда каким-то чудом мне удавалось зацепиться за какую-то ниточку, разворачивалось цветастое полотно самых разных чувств. Так было с песней «Жил в Ростове Витя Черевичкин…». Я знал эту песню целиком и только благодаря этому я смог прочувствовать какой-то маленький кусочек текста так, словно он имеет ко мне какое-то отношение. А сколько тысяч кусочков остались мною не то чтобы непрочувствованными, но даже элементарно недопонятыми? Страшно представить. «Комсомолец-пионер-бандыт-дурак!»
Но это вовсе не значит, что книгу не стоит даже пробовать прочесть. Ведь в ней, помимо чего-то сокровенного немало общедоступного, понятного и даже смешного.
«Кажется, Хрущёв спросил у президента Финляндии, как у них со смертностью. Тот ответил: «Пока стопроцентная».
Это огромное собрание баек, анекдотов, исторических справок, которых не найдёшь ни в одном учебнике. Это память.
«Шеф-повару «Националя» поручили обслуживание грандиозного банкета в Кремле по поводу премьеры «Анны Карениной» — банкета с участием вождя. Когда запыхавшийся метрдотель сообщил, что пора подавать горячее, над огромным противнем с котлетами деволяй лопнула двухсотсвечовая лампочка, висевшая в нарушение технологии без стеклянного колпака, и мельчайшими осколками осыпала все двадцать рядов котлет. Шеф-повар побледнел и выбежал в туалет; больше его не видел никто; ночной патруль нашёл белоснежный халат с монограммой ресторана у Москвы-реки».
«Гробы, отяжелевшие от гнили, живым давали страшный адский хлеб, во рту у мёртвых сено находили». Самые, казалось бы, страшные вещи Чудаков описывает без соплей, не растекаясь болью по абзацам. «Вокруг шеи приговорённого к повешению шла наколка: «Ради Бога, не надо». Когда начали вешать и разорвали воротник, все её увидели. Приговорённого отпустили». Всё просто, ясно и без надрыва жил.
А местами настолько сжато и жестко, что хочется всё бросить и бежать в какую-нибудь библиотеку, где могли сохраниться газеты дореволюционных и советских времён, чтобы узнать ещё хоть немного каких-нибудь подробностей и, наконец, сердце сжалось и разреветься (есть в этом нечто извращённое). Где вот я найду теперь дневник ленинградской девочки Савичевой? А в нём ведь наверняка так много страшного. Того, к чему мы так привыкли и чего так страстно ждём от подобных книг. И этим-то Чудаков отличается от всех остальных.
«А помните, что сказал Шуман о музыке Шопена? «Это пушки, спрятанные в цветах»!»
Вот что-то в этом роде.
Вот пишу и сам понимаю, что пишу нудно. Никогда ещё так сложно не было описывать свои впечатления от книги. Не могу даже дописать, не знаю, как закончить. Просто перестану…
May 21, 2013
Собственно, добавить к тому, что сам автор написал о книге, нечего: "Куски сами по себе как будто ничего, но композиция!" Ощущение от книги - словно сидишь на кухне у потомственного интеллигента, одетого в треники и майку-алкоголичку, время уже к утру, и во рту горчит от выкуренных сигарет и выпитого кофе, а он все травит и травит бесконечные, как будто уже где-то слышанные байки. Конечно, как любой русский интеллигент, он бравирует знанием практически всех сфер человеческой деятельности - от коневодства до стратегических вооружений. Все-таки классиками таких вот баек из жизни скорее являются Веллер и Довлатов, но никак не Чудаков. Да и идеи книги уже жеваны-пережеваны "прогрессивной общественностью" - сидели все, Сталин - упырь, совок - мрак, при немцах было лучше, они шоколадками кормили, храмы строили, а если бы Штауффенберг победил - точно создали бы новое русское государство, то есть набор клише потихоньку выживающих из ума деклассированных "защитников Белого Дома". Да и публикация дневника производит уже совсем удручающее впечатление - обычное бурление академических говн, склоки и дрязги, кому дали 200 долларов, а кого обошли, постоянное упоминание о том, что практически все современники восхищаются "романом", постоянное подобострастное упоминание о жене. Все-таки если ты выдающийся филолог и твоя работа - всего лишь препарировать труды великих, сложно стать большим писателем - патологоанатому лавры вивисектора не грозят.
November 5, 2014
Периодически меня мучает совесть, что не читаю современную российскую (русскую - не поворачивается язык назвать) литературу, но каждый раз мои попытки наладить отношения заканчиваются катастрофой.
Я могу бесконечно слушать об истории рода, о радостях, трагедиях и судьбах людей, и, казалось бы, этот роман о том же - о замечательной крепкой семье, талантливых и умных людях. И все бы хорошо, но эта книга сдобрена увесистой порцией советской интеллигентщины - ну как же не поругать нерукопожатную советскую власть, когда уже давно можно и не надо идти на компромиссы с собой. Я не то, чтобы сторонница советской власти, но не приемлю травлю. Особенно осточертевшую травлю времен журнала "Огонек" конца 80-х. Ну сколько уже можно, а?
Мне очень хотелось бы дожить до тех времен, когда мы сможем полюбить свою историю со всеми ее трагедиями, ошибками, странностями, царскую, коммунистическую, капиталистическую, какую угодно, но принять наконец-то такой, какая она была или есть.
Я могу бесконечно слушать об истории рода, о радостях, трагедиях и судьбах людей, и, казалось бы, этот роман о том же - о замечательной крепкой семье, талантливых и умных людях. И все бы хорошо, но эта книга сдобрена увесистой порцией советской интеллигентщины - ну как же не поругать нерукопожатную советскую власть, когда уже давно можно и не надо идти на компромиссы с собой. Я не то, чтобы сторонница советской власти, но не приемлю травлю. Особенно осточертевшую травлю времен журнала "Огонек" конца 80-х. Ну сколько уже можно, а?
Мне очень хотелось бы дожить до тех времен, когда мы сможем полюбить свою историю со всеми ее трагедиями, ошибками, странностями, царскую, коммунистическую, капиталистическую, какую угодно, но принять наконец-то такой, какая она была или есть.
July 15, 2018
Обо всём и ни о чём
Меня на прослушивание этой книги подтолкнул кусок, который я услышал на Радио Книга. Это была часть о чеченцах. Тогда показалось интересным. И затрагивает небезразличный для меня период. И в общем-то таких интересных мест в этих художественных мемуарах хватает.
Но мне роман показался безумно скучным и безумно разболтанным. Он как бы обо всём, потому что автор начинает описывать что-то одно, тут же переходит на другое и заканчивает третьим. Он здесь он уместил какие-то, скажем, философские рассуждения, и вполне интересные зарисовки исторического плана. Однако, в то же время, читаем тут о каких-то сапогах, об изготовлении мыла и так далее и тому подобное. Чрезмерная бытовуха. Зачем? Первое, наверное, чтобы передать эпоху. А последнее - трудности жизни в эту эпоху. Может быть. Но мне кажется, так нельзя. Смешивать всё на свете в пределах трёх страниц. Это не интересно и не нужно.
Я бы лично никогда это произведение не дочитал, благо слушал его в аудио формате. Нить вихляет, ты хочешь отвлечься каждые 10 минут. Дочитал/дослушал - и неважно, отложить и вздохнуть свободно.
Почти всё повествование - это советский период. Жизнь большой семьи, к которой примешиваются судьбы соседей, знакомых, родственников - всех, кого знал Антон. Из всех героев мне более всех симпатичен дед Антона, с его ностальгией по досоветской России и критикой режима. И куда уж без темы репрессий - всё-таки все они проживают в охваченный автором период в "ссыльном" городе. И потом, написать книгу об СССР без всего этого наверное уже нельзя в наше время, не так поймут.
А последняя глава понравилась...
[Аудиокнига была прослушана мной в исполнении Вячеслава Герасимова. На Радио Книга я слышал её в чьей-то другой, более понравившейся мне начитке, но найти в итоге не смог]
Меня на прослушивание этой книги подтолкнул кусок, который я услышал на Радио Книга. Это была часть о чеченцах. Тогда показалось интересным. И затрагивает небезразличный для меня период. И в общем-то таких интересных мест в этих художественных мемуарах хватает.
Но мне роман показался безумно скучным и безумно разболтанным. Он как бы обо всём, потому что автор начинает описывать что-то одно, тут же переходит на другое и заканчивает третьим. Он здесь он уместил какие-то, скажем, философские рассуждения, и вполне интересные зарисовки исторического плана. Однако, в то же время, читаем тут о каких-то сапогах, об изготовлении мыла и так далее и тому подобное. Чрезмерная бытовуха. Зачем? Первое, наверное, чтобы передать эпоху. А последнее - трудности жизни в эту эпоху. Может быть. Но мне кажется, так нельзя. Смешивать всё на свете в пределах трёх страниц. Это не интересно и не нужно.
Я бы лично никогда это произведение не дочитал, благо слушал его в аудио формате. Нить вихляет, ты хочешь отвлечься каждые 10 минут. Дочитал/дослушал - и неважно, отложить и вздохнуть свободно.
Почти всё повествование - это советский период. Жизнь большой семьи, к которой примешиваются судьбы соседей, знакомых, родственников - всех, кого знал Антон. Из всех героев мне более всех симпатичен дед Антона, с его ностальгией по досоветской России и критикой режима. И куда уж без темы репрессий - всё-таки все они проживают в охваченный автором период в "ссыльном" городе. И потом, написать книгу об СССР без всего этого наверное уже нельзя в наше время, не так поймут.
А последняя глава понравилась...
[Аудиокнига была прослушана мной в исполнении Вячеслава Герасимова. На Радио Книга я слышал её в чьей-то другой, более понравившейся мне начитке, но найти в итоге не смог]
July 7, 2017
Не создавай кумиров себе — гласит мудрое послание от предков. Ибо ежели имеешь ты кумиров, то желаешь видеть их подобие во всём тебя окружающем. А не найдя оного, стараешься его создать. Таковым кумиром для главного героя произведения Александра Чудакова стал дед. Замечательным он был человеком. Всем на зависть он был человеком. Прожил дед жизнь так, как не должен был её прожить. Относился он к действительности с чувством недопонимания, не имея при этом к ней претензий. Дед главного героя жил, и тем уже был счастлив. Время досталось ему советское — сталинское. Быть упадническому настроению, каковое привыкли видеть люди в буднях тех дней. Но ничего подобного Чудаков не сообщает. Действующие лица живут на страницах его произведения обыкновенной жизнью людей, так как ничего другого им не оставалось, поскольку иной возможности для них не имелось. Тем и выделяется «Ложится мгла на старые ступени», что критика Советского Союза присутствует, но без излишней драматизации. Жили тогда так — чего теперь укорять прошлое за минувшее.
(c) Trounin
(c) Trounin
January 30, 2018
Замечательный источник бытовых историй - как делали мыло, кидали стога сена, как правильно копать землю, варить патоку итд. Но как история семьи - очень сумбурно. Ощущение, что герои в этой книге для порядка, чтоб были какие-то действующие лица. Да, есть дед, интересный и правильный, остальные члены семьи, но эти отношения и люди уходят как-то на задний план. Разбивка на главы тоже не очень помогает, особенно если в главе про Человека, который не ест больше рассказывается про семью главного героя, чем про «которыйнеест».
August 19, 2015
Только под конец книги, читая дневники автора и увидев комментарий в одной из сносок, заподозрила, что автора уже не в живых. И правда, уже 10 лет как. Это очень меня расстроило, теперь вся книга как-то иначе воспринимается. Но книга очень хорошая, добрая, оптимистическая, просто интересная и с хорошим юмором (зачитывала некоторые фрагменты вслух, если было кому). А дневники и записки автора скорее наоборот очень грустные, и это он еще не видел, что за последние 10 лет произошло...
August 4, 2011
О семье и о людях, которых ссылали, но которые не стали дожидаться пок сошлют или еще хуже. Которые много знали и умели, и которые многое делали, чтобы жить, а не выживать, пока другие только скулили.
Необычное сочетание в повествовании "Я подумал..." и тут же "Антон посмотрел...".
Понравилось как и о чем написано, как расставлены акценты. Читать хотелось.
Необычное сочетание в повествовании "Я подумал..." и тут же "Антон посмотрел...".
Понравилось как и о чем написано, как расставлены акценты. Читать хотелось.
April 16, 2023
Один из любимейших моих романов(второй — «Дом, в котором…». Перечитала, удовольствие — как в первый раз и даже больше.
September 5, 2021
Книга о счастье вопреки всему
February 7, 2023
Такое количество персонажей и разных ситуационных героев, что у меня шла кругом голова.
Сама от себя расстроилась, ибо рассчитывала что будет бриллиант, но увы нет. Не увлекло!
Сама от себя расстроилась, ибо рассчитывала что будет бриллиант, но увы нет. Не увлекло!
December 6, 2022
В процессе чтения я в сердцах назвала эту книгу разочарованием года.
Потом я в сердцах сказала, что лучшее, что в ней есть, — это название.
Потом я успокоилась.
Теперь я попробую осмыслить и сформулировать пережитое.
Итак, про "Ложится мгла на старые ступени" я впервые услышала лет двадцать назад. Еще в "старом жж" ее обсуждали, и тогда же мне легло на душу название. Оно запоминающееся, сильное. Я не имела ни малейшего представления, о чем книга, но все вокруг были в таком восторге, а название — таким красивым, что я решила ее обязательно прочитать. Когда-нибудь. "Когда-нибудь" случилось.
Книгу называют семейной сагой, рассказом о жизни поколений, но скажу сразу, что в ней нет сюжета как такового. Ну, это я придираюсь: она сама по себе сюжет, в ней переплетено множество (больше, чем иногда хочется читателю) человеческих судеб. Сплошной клубок историй настолько массивен, что иногда кажется невыносимым. Как будто играет гигантский оркестр, в котором куда больше инструментов, чем положено, и каждый пытается вести свою партию, а ты в растерянности слушаешь и не можешь удержать внимание на тех, что вроде бы — главные.
Книга рассказывает о судьбе ссыльных (и других переселенцев) из маленького городка Чебачинска. Оказывается, в книге описан родной городок автора Щукинск — реальное поселение в Казахстане, неподалеку от границы с Омской областью.
Сначала скажу про текст. Он поражает неоднородностью. Повествование скачет с первого лица на третье. Я видела, некоторые читатели ищут и находят этому обоснования: когда автор говорит о себе первом лице, он говорит о том, в чем герой уверен, как бы в той плоскости, в которой он твердо стоит на почве воспоминаний, а когда переходит на третье, то история как бы вступает в мифологическое измерение. Или нет. Не знаю. Я не искала обоснований, меня сначала прыжки раздражали, а потом я подумала, что это такой авторский прием, свыклась с ним и решила, что просто это больше, чем я в состоянии вместить разумом, что это особенность стиля, особенность именно этой книги.
История рассказывается в разрезе времен: автор так же беззастенчиво, как с первого на третье лицо, прыгает из настоящего в прошлое и обратно.
Когда я говорила, что в книге нет сюжета, я имела в виду, что нет классического привычного развития истории: пути героя, пособытийного развития, катарсиса, кульминации и так далее; это вроде и роман взросления, а ��роде и просто огромный кирпич, в котором собраны воспоминания о сотнях разных людей, ты вроде и можешь вычленить главных персонажей, а вроде и каждый кажется главным ... эта книга может безмерно раздражать и одновременно завораживать. Да, такое уникальное сочетание. Темп неровный, как будто ты несешься по реке с порогами, и тебя то куда-то швыряет, то влечет плавно, то вдруг ты оказываешься в тихой запруде.
Но все же оказалось, что то, что я испытывала в процессе чтения, было преждевременно, потому что финальные главы для меня все расставили по своим местам. Книга рассказала мне про разных людей, второстепенных, третьестепенных и вовсе проходных персонажей, но последние главы названы "Мама", "Отец" и "И все они умерли", и это три мощных финальных аккорда, которые вдруг упорядочивают все, что ты прочитал до этого. Как будто всю книгу огромный оркестр шел вразнос и творил что-то невообразимое, а в конце вдруг появился дирижер и пару раз стукнул палочкой о пюпитр. Наступила мгновенная тишина, а потом оркестр сыграл три кусочка произведения: стройных, логичных и самых важных, без которых книга бы не состоялась. Но и без предыдущего безобразия, которое творилось на сотнях страниц, она бы тоже не состоялась, она в этом смысле уникальна, она такая, какая есть.
Мне было тяжело читать книгу из-за ее избыточности. Сознание главного героя впитывает звуки, слов и факты в каком-то нереальном количестве, а мне как читателю то и дело хотелось просить пощады, потому что мне факты в таком количестве не нужны! До какого-то мгновения я безропотно и даже с восторгом поглощала то, что пытается впихнуть в меня автор (более мягкого слова не подобрала), а где-то с середины книги я почувствовала, что до краев наполнена всеми подробностями спаривания китов, изготовления градусников, приготовления пищи, вытапливания собачьего жира для лечения туберкулеза и проч и проч и проч.
Очень сложно объяснить, что же я имею в виду. Сами по себе факты о жизни в Чебачинске в разные моменты истории страны невероятно интересны, слово "интересны" здесь даже не вполне уместно, просто они есть, они живые, они уникальные. Но их много. Их так много, что лично у меня орган, который способен воспринимать, не справился. И все же я не могу упрекнуть книгу за избыточность, потому что есть огромное количество людей, которым зашел именно этот формат, они называют ее лучшей и хотят перечитывать.
Это тот случай, когда я скажу скорее о несовместимости и неконгруэнтности лично моей и книги, а не о том, что с ней объективно что-то не так.
Я рада, что завершила это важное дело: в конце концов, почти двадцать лет в "отложенных". И я не представляю, чтобы мне когда-нибудь пришло в голову ее перечитать.
Кто-то еще пишет о безнадежности повествования, о то, что отложил книгу в убийственно мрачном настроении ("и все они умерли", ага), а кто-то ругается на (очередное) очернение страниц нашей истории. Я не заметила первого, а что касается второго, я считаю себя довольно юной и неопытной, чтобы свысока судить об "очернении" событий не одной, а аж нескольких эпох, которых книга касается.
Я читала эту книгу в роли наблюдателя, а не судии.
Потом я в сердцах сказала, что лучшее, что в ней есть, — это название.
Потом я успокоилась.
Теперь я попробую осмыслить и сформулировать пережитое.
Итак, про "Ложится мгла на старые ступени" я впервые услышала лет двадцать назад. Еще в "старом жж" ее обсуждали, и тогда же мне легло на душу название. Оно запоминающееся, сильное. Я не имела ни малейшего представления, о чем книга, но все вокруг были в таком восторге, а название — таким красивым, что я решила ее обязательно прочитать. Когда-нибудь. "Когда-нибудь" случилось.
Книгу называют семейной сагой, рассказом о жизни поколений, но скажу сразу, что в ней нет сюжета как такового. Ну, это я придираюсь: она сама по себе сюжет, в ней переплетено множество (больше, чем иногда хочется читателю) человеческих судеб. Сплошной клубок историй настолько массивен, что иногда кажется невыносимым. Как будто играет гигантский оркестр, в котором куда больше инструментов, чем положено, и каждый пытается вести свою партию, а ты в растерянности слушаешь и не можешь удержать внимание на тех, что вроде бы — главные.
Книга рассказывает о судьбе ссыльных (и других переселенцев) из маленького городка Чебачинска. Оказывается, в книге описан родной городок автора Щукинск — реальное поселение в Казахстане, неподалеку от границы с Омской областью.
Сначала скажу про текст. Он поражает неоднородностью. Повествование скачет с первого лица на третье. Я видела, некоторые читатели ищут и находят этому обоснования: когда автор говорит о себе первом лице, он говорит о том, в чем герой уверен, как бы в той плоскости, в которой он твердо стоит на почве воспоминаний, а когда переходит на третье, то история как бы вступает в мифологическое измерение. Или нет. Не знаю. Я не искала обоснований, меня сначала прыжки раздражали, а потом я подумала, что это такой авторский прием, свыклась с ним и решила, что просто это больше, чем я в состоянии вместить разумом, что это особенность стиля, особенность именно этой книги.
История рассказывается в разрезе времен: автор так же беззастенчиво, как с первого на третье лицо, прыгает из настоящего в прошлое и обратно.
Когда я говорила, что в книге нет сюжета, я имела в виду, что нет классического привычного развития истории: пути героя, пособытийного развития, катарсиса, кульминации и так далее; это вроде и роман взросления, а ��роде и просто огромный кирпич, в котором собраны воспоминания о сотнях разных людей, ты вроде и можешь вычленить главных персонажей, а вроде и каждый кажется главным ... эта книга может безмерно раздражать и одновременно завораживать. Да, такое уникальное сочетание. Темп неровный, как будто ты несешься по реке с порогами, и тебя то куда-то швыряет, то влечет плавно, то вдруг ты оказываешься в тихой запруде.
Но все же оказалось, что то, что я испытывала в процессе чтения, было преждевременно, потому что финальные главы для меня все расставили по своим местам. Книга рассказала мне про разных людей, второстепенных, третьестепенных и вовсе проходных персонажей, но последние главы названы "Мама", "Отец" и "И все они умерли", и это три мощных финальных аккорда, которые вдруг упорядочивают все, что ты прочитал до этого. Как будто всю книгу огромный оркестр шел вразнос и творил что-то невообразимое, а в конце вдруг появился дирижер и пару раз стукнул палочкой о пюпитр. Наступила мгновенная тишина, а потом оркестр сыграл три кусочка произведения: стройных, логичных и самых важных, без которых книга бы не состоялась. Но и без предыдущего безобразия, которое творилось на сотнях страниц, она бы тоже не состоялась, она в этом смысле уникальна, она такая, какая есть.
Мне было тяжело читать книгу из-за ее избыточности. Сознание главного героя впитывает звуки, слов и факты в каком-то нереальном количестве, а мне как читателю то и дело хотелось просить пощады, потому что мне факты в таком количестве не нужны! До какого-то мгновения я безропотно и даже с восторгом поглощала то, что пытается впихнуть в меня автор (более мягкого слова не подобрала), а где-то с середины книги я почувствовала, что до краев наполнена всеми подробностями спаривания китов, изготовления градусников, приготовления пищи, вытапливания собачьего жира для лечения туберкулеза и проч и проч и проч.
Очень сложно объяснить, что же я имею в виду. Сами по себе факты о жизни в Чебачинске в разные моменты истории страны невероятно интересны, слово "интересны" здесь даже не вполне уместно, просто они есть, они живые, они уникальные. Но их много. Их так много, что лично у меня орган, который способен воспринимать, не справился. И все же я не могу упрекнуть книгу за избыточность, потому что есть огромное количество людей, которым зашел именно этот формат, они называют ее лучшей и хотят перечитывать.
Это тот случай, когда я скажу скорее о несовместимости и неконгруэнтности лично моей и книги, а не о том, что с ней объективно что-то не так.
Я рада, что завершила это важное дело: в конце концов, почти двадцать лет в "отложенных". И я не представляю, чтобы мне когда-нибудь пришло в голову ее перечитать.
Кто-то еще пишет о безнадежности повествования, о то, что отложил книгу в убийственно мрачном настроении ("и все они умерли", ага), а кто-то ругается на (очередное) очернение страниц нашей истории. Я не заметила первого, а что касается второго, я считаю себя довольно юной и неопытной, чтобы свысока судить об "очернении" событий не одной, а аж нескольких эпох, которых книга касается.
Я читала эту книгу в роли наблюдателя, а не судии.
July 27, 2017
Александр Павлович Чудаков всю жизнь писал книги о языке и литературе. Чудаков - один из самых известных исследователей творчества Чехова, после падения железного занавеса он выступал в разных уголках мира с рассказами о жизни великого писателя. С юношества пописывал в дневник и в конце жизни решил оформить записи в роман, который назвал «Ложится мгла на старые ступени». Прекрасное поэтическое название.
Герой биографического романа на самом деле совсем не Чудаков, а его дед, Леонид Львович Савицкий. Энциклопедист, учитель, агроном и в каком-то смысле настоящий философ. На фоне Леонида Львовича меркнут все остальные фигуры романа, в том числе и сам Чудаков, не говоря уже про мать или отца. Все они будто растворены ради Савицкого, не случайно роман кончается смертью «главного героя». Вообще, лично для меня, большим открытием стало то, что в Советском союзе были люди, которые настолько его ненавидели, хотя жили в нем больше 50 лет. В конце концов чувство отвращения должно было притупиться. Но Чудаков специально выделяет эту ненависть: даже перед самой смертью Леонид Львович продолжает говорить "Ненавижу».
Чудаковы в Чебачинске будто не заметили развала Российской Империи. Культурный и социально-экономический уклад семьи был скорее русским, а не советским. Но жили они все-таки в Советском союзе: ходили на работу и партсобрания, помалкивали и пели дореволюционные песни выглядывая в окошко: вдруг кто слушает? Несмотря на то, что Чудаков выделяет и даже идеализирует свою семью га фоне других жителей Чебачинска, кажется, что многие люди в СССР жили по таким же принципам и понятиям.
Сложно подсчитать количество микроисторий в романе. Особенно поражает случай военного, который после войны вернулся домой и сразу (прямо со станции шел) провалился в колодец. Там его закидал камнями какой-то нехороший человек. И вот вопрошаешь, что хуже, умереть вот так или в последний день войны, в Берлине? Чудаков резко обращается со своими персонажами, вот мальчик, очень умный и активный, способный и с большим будущим. А вот через пару строк он умирает по какому-то глупому случаю: простудился и умер от воспаления легких. Зато мальчик остался в истории, в тексте Чудакова.
Почему эта книга нравится? Особого писательского гения в ней нет, увлекательного сюжета - тем более (сюжета вообще нет), загадок и тайн тоже. Развития персонажей тоже не наблюдается; большая часть книги проходит в одном десятилетии - когда там меняться? Книга не засасывает, не читаешь её залпом или, наоборот, не цедишь каждую страницу. Но к тексту так или иначе хочется возвращаться, хочется еще раз пережить жизнь Чудакова в Чебачинске, послушать деда, прополоть грядки особой методой, сварить мыло, поносить ботинки от дореволюционного мастера, которых не истопчешь за 5 лет.
В книге много внимания привязано к вещам. Чудаков не признает разнообразие рынка конца XX века, он любит старые вещи. Идеализирует чебачинских ремесленников, мастеров с золотыми руками, продававших свои товары еще до революции. Обувщик, который делает вечные ботинки; стекольщик, который умеет делать стекла с шумоизоляцией не хуже современных стеклопакетов; печник, который понимает химические процессы горения и помогает клиентам экономить дрова - это люди, которым поклоняется Чудаков. Члены «чебачинского пантеона», каждому из которых посвящена отдельная глава.
Нужно понимать, что Чебачинск для Чудакова - это рай. Идеальное место для жизни, несмотря на то, что часто нечего есть и многие варят суп из крапивы. Писатель намекает: вырасти он в Москве, вряд ли бы вышел из него дельный человек. В романе Чудаков почти не описывает столицу, в которой провел большую часть жизни - он просто её не любит.
Герой биографического романа на самом деле совсем не Чудаков, а его дед, Леонид Львович Савицкий. Энциклопедист, учитель, агроном и в каком-то смысле настоящий философ. На фоне Леонида Львовича меркнут все остальные фигуры романа, в том числе и сам Чудаков, не говоря уже про мать или отца. Все они будто растворены ради Савицкого, не случайно роман кончается смертью «главного героя». Вообще, лично для меня, большим открытием стало то, что в Советском союзе были люди, которые настолько его ненавидели, хотя жили в нем больше 50 лет. В конце концов чувство отвращения должно было притупиться. Но Чудаков специально выделяет эту ненависть: даже перед самой смертью Леонид Львович продолжает говорить "Ненавижу».
Чудаковы в Чебачинске будто не заметили развала Российской Империи. Культурный и социально-экономический уклад семьи был скорее русским, а не советским. Но жили они все-таки в Советском союзе: ходили на работу и партсобрания, помалкивали и пели дореволюционные песни выглядывая в окошко: вдруг кто слушает? Несмотря на то, что Чудаков выделяет и даже идеализирует свою семью га фоне других жителей Чебачинска, кажется, что многие люди в СССР жили по таким же принципам и понятиям.
Сложно подсчитать количество микроисторий в романе. Особенно поражает случай военного, который после войны вернулся домой и сразу (прямо со станции шел) провалился в колодец. Там его закидал камнями какой-то нехороший человек. И вот вопрошаешь, что хуже, умереть вот так или в последний день войны, в Берлине? Чудаков резко обращается со своими персонажами, вот мальчик, очень умный и активный, способный и с большим будущим. А вот через пару строк он умирает по какому-то глупому случаю: простудился и умер от воспаления легких. Зато мальчик остался в истории, в тексте Чудакова.
Почему эта книга нравится? Особого писательского гения в ней нет, увлекательного сюжета - тем более (сюжета вообще нет), загадок и тайн тоже. Развития персонажей тоже не наблюдается; большая часть книги проходит в одном десятилетии - когда там меняться? Книга не засасывает, не читаешь её залпом или, наоборот, не цедишь каждую страницу. Но к тексту так или иначе хочется возвращаться, хочется еще раз пережить жизнь Чудакова в Чебачинске, послушать деда, прополоть грядки особой методой, сварить мыло, поносить ботинки от дореволюционного мастера, которых не истопчешь за 5 лет.
В книге много внимания привязано к вещам. Чудаков не признает разнообразие рынка конца XX века, он любит старые вещи. Идеализирует чебачинских ремесленников, мастеров с золотыми руками, продававших свои товары еще до революции. Обувщик, который делает вечные ботинки; стекольщик, который умеет делать стекла с шумоизоляцией не хуже современных стеклопакетов; печник, который понимает химические процессы горения и помогает клиентам экономить дрова - это люди, которым поклоняется Чудаков. Члены «чебачинского пантеона», каждому из которых посвящена отдельная глава.
Нужно понимать, что Чебачинск для Чудакова - это рай. Идеальное место для жизни, несмотря на то, что часто нечего есть и многие варят суп из крапивы. Писатель намекает: вырасти он в Москве, вряд ли бы вышел из него дельный человек. В романе Чудаков почти не описывает столицу, в которой провел большую часть жизни - он просто её не любит.
September 24, 2013
Книга вся из маленьких историй - таких, как рассказывал отец, или бабушка, когда крошила мне хлеб в миску с молоком. Историй, которые накладываются на жизнь одной семьи, как нитки шва, нитки, которые и есть тот самый шов - истории, которые и есть та самая жизнь. Истории смешные до коликов, трогательные, реалистичные и саркастичные, смешные до щипания в носу.
О корове, о любимых собаках, о том, как в первой половине двадцатого века (той, в которой три войны) вели хозяйство, чтобы выжить, - не только выращивали овощи и доили корову, но и делали сахар из свеклы, варили мыло, делали обувь. О народных умельцах - о пьянице-стекольщике, который мог вставить любое стекло, о сапожнике, который шил ботинки минимум на пять лет, не то что сейчас. Об учительнице, которая плакала, увидев ер в тетрадке, о другой учительнице, которая начала учить, когда самой ей было шестнадцать. О пришедших с войны, которые рассказывали настоящие истории на бревнах по вечерам. О семье, настоящей, которая жила тремя поколениями в одном доме. О деде, который умел на свете всё. И о мальчике, который запоминал наизусть любые куски прозаического текста и для которого самым страшным наказанием было, что дед не поцелует на ночь. Мальчик, который почти автор, но не совсем (как всегда в литературе) и который протягивает нить жизни в истории, постоянно чередуя третье и первое лицо ("Антон" и "я"). Это сначала мне казалось довольно необычным, пока я не поняла, что, читая, я тоже чередую третье и первое лицо: это, конечно, его, автора, а не моя жизнь, не моя эпоха - и в то же время, это моя история, мое прошлое, моя страна.
Я очень не люблю, когда по какому то ни было поводу взывают к моей национальности. Не потому что хотела бы быть не русской, а кем-то другим, а потому что, мне кажется, национальность очень мало определяет, то, кто я, и мне хотелось бы, чтобы обо мне судили или на меня смотрели с какой-то другой стороны, а не с точки зрения фенотипа или этой самой графы в паспорте. И вот читая именно этот роман (а не классиков, как ни странно), я впервые почувствовала себя русской. Подумала, насколько мало толку читать это в переводе, даже очень хорошем. Непереводимая игра слов истории.
Я не буду ничего вам пересказывать, резюмировать - я все испорчу. Есл�� бы меня попросили написать аннотацию, вместо времени, места действия и главных героев я бы написала так: В каком классе проходят двадцатый век? В десятом? Вот что нужно раздать вместо учебников.
О корове, о любимых собаках, о том, как в первой половине двадцатого века (той, в которой три войны) вели хозяйство, чтобы выжить, - не только выращивали овощи и доили корову, но и делали сахар из свеклы, варили мыло, делали обувь. О народных умельцах - о пьянице-стекольщике, который мог вставить любое стекло, о сапожнике, который шил ботинки минимум на пять лет, не то что сейчас. Об учительнице, которая плакала, увидев ер в тетрадке, о другой учительнице, которая начала учить, когда самой ей было шестнадцать. О пришедших с войны, которые рассказывали настоящие истории на бревнах по вечерам. О семье, настоящей, которая жила тремя поколениями в одном доме. О деде, который умел на свете всё. И о мальчике, который запоминал наизусть любые куски прозаического текста и для которого самым страшным наказанием было, что дед не поцелует на ночь. Мальчик, который почти автор, но не совсем (как всегда в литературе) и который протягивает нить жизни в истории, постоянно чередуя третье и первое лицо ("Антон" и "я"). Это сначала мне казалось довольно необычным, пока я не поняла, что, читая, я тоже чередую третье и первое лицо: это, конечно, его, автора, а не моя жизнь, не моя эпоха - и в то же время, это моя история, мое прошлое, моя страна.
Я очень не люблю, когда по какому то ни было поводу взывают к моей национальности. Не потому что хотела бы быть не русской, а кем-то другим, а потому что, мне кажется, национальность очень мало определяет, то, кто я, и мне хотелось бы, чтобы обо мне судили или на меня смотрели с какой-то другой стороны, а не с точки зрения фенотипа или этой самой графы в паспорте. И вот читая именно этот роман (а не классиков, как ни странно), я впервые почувствовала себя русской. Подумала, насколько мало толку читать это в переводе, даже очень хорошем. Непереводимая игра слов истории.
Я не буду ничего вам пересказывать, резюмировать - я все испорчу. Есл�� бы меня попросили написать аннотацию, вместо времени, места действия и главных героев я бы написала так: В каком классе проходят двадцатый век? В десятом? Вот что нужно раздать вместо учебников.
October 15, 2018
Чего-то не моя трава совсем.
Все эти страсти сельскохозяйственные, быки, коровы, копание колодцев, изготовление киселя из моркови - как-то очен�� мимо меня. Вроде и понимаю, что да, ничего не поделать, из вот этого состояла жизнь людей, но всё равно не могу себя заставить заинтересоваться.
Очень специфическая мемуарная проза, в которой описывают буквально всё подряд, от Гегеля до выгребных ям, так что в конец концов и понять нельзя, что это ты такое читаешь.
Угнетал постоянный какой-то привкус, не знаю, не хвастовства, но какого-то что ли превосходства автора и его семьи над вообще всеми остальными людьми. Вот мы да, мы работали, мы жили! А плохие чечены и землю-то возделывать не хотят, а хилые ссыльные интеллигенты и ручки-то замарать боятся.
Все эти страсти сельскохозяйственные, быки, коровы, копание колодцев, изготовление киселя из моркови - как-то очен�� мимо меня. Вроде и понимаю, что да, ничего не поделать, из вот этого состояла жизнь людей, но всё равно не могу себя заставить заинтересоваться.
Очень специфическая мемуарная проза, в которой описывают буквально всё подряд, от Гегеля до выгребных ям, так что в конец концов и понять нельзя, что это ты такое читаешь.
Угнетал постоянный какой-то привкус, не знаю, не хвастовства, но какого-то что ли превосходства автора и его семьи над вообще всеми остальными людьми. Вот мы да, мы работали, мы жили! А плохие чечены и землю-то возделывать не хотят, а хилые ссыльные интеллигенты и ручки-то замарать боятся.
December 27, 2018
Тоооолстая как сама жизнь книга, без сюжета как такового, из лоскутков, воспоминаний и портретной галереи людей эпохи. Как хорошо, что начала читать просто вслепую, так как подобным описанием точно не вдохновилась бы: мне от книг нужен не поток свободный, а структура и мало героев в центре. Где-то на 5й главе поняла, что это восторг, что затягуло как в водоворот, и хорошо, что книга такая длинная. Книга честная, живая, автор то и дело вместо третьего лица переходит на первое, и получается такой доверительный разговор. Как в моем детстве: я устраивалась у отца под крылом, и он рассказывал о своём детстве и своем времени, а потом о юности, о разных увиденных или услышанных историях, о том, что было интересно, смешно или удивительно в те годы. Счастье и гордость и светлая печаль.
Displaying 1 - 30 of 109 reviews